Как ни странно, весь этот психоделический ужастик имеет к российской политике непосредственное отношение. У нас принято говорить о политике (зачастую совершенно справедливо), используя научные термины из лексикона психологической медицины: "великодержавный КОМПЛЕКС", "либеральная ИСТЕРИКА", "черносотенная погромная МАНИЯ", "ШОКОВЫЕ меры", "пагубное воздействие на национальный МЕНТАЛИТЕТ".
Российская политическая традиция считает западных психологов, предлагающих человеку, прежде всего, выговориться, а затем деликатно снимающих с него напряжение, шарлатанами и демагогами. Наши технологии "социализации индивидуума" наследуют лучшим клиникам начала девятнадцатого века – холодный душ, строгая диета, электрические разряды. Такого рода специфика полностью объясняет постоянное навязывание избирателям принципа "меньшего зла", подробно проанализированного политологом Станиславом Белковским.
Каждой, простите за выражение, целевой электоральной группе, навязывается бестиарийный образ ее оппонента, сочетающий черты, данной электоральной группе наиболее отвратительные. Тут и "визгливые прозападные жиды", желающие русского холокоста, и "бритоголовые прыщавые маргиналы", садисты без капли благородства и терпимости, и "лузеры-бездельники", желающие дорваться до закромов Родины и кого только нет.
Действующие при прямой поддержке Кремля разнообразные "общественные движения" обязаны соответствующий образ досконально копировать, работая на все аудитории сразу: как на местную, так и на западную: "что же такое начнется, если этих всех с поводка спустить? Натуральный ведь Содом начнется". Тут уместно вспомнить статью Владимира Голышева "Экспорт дикости".
Страх. Единственная мотивация, которую власть способна предложить российскому обществу. До смерти напуганные "будущей расправой" политические лидеры доводят свои идеалы до абсурда и ревностно охраняют их, подобно трехглавым церберам, видя в них единственное оружие против своих оппонентов, которые "уже не совсем люди".
Давясь отвратительной манной кашей,
Положа руку на Библию:
Все, что во мне есть ваше, -
Выблюю.
Тем самым образ любой политической силы, пытающейся не покидать пределы формального политического поля, превращается в уродливую карикатуру, – и сам охотно подстраивается под изначально заданные координаты хоть "бесноватого русофоба", хоть "припадочного славянофила". Дальнейшее – дело техники.
Техника описывается в десятой главе книги Чжуан-Цзы. "Для спасения от воров-взломщиков принято снабжать сундуки дополнительными замками и обвязывать веревками. Вот это умно, говорят обычно. Но приходит Большой Вор, тащит весь сундук, опасаясь лишь, как бы не свалились запоры и не развязались веревки. Если он мудр, то мысленно благодарит нас за предусмотрительность. Тогда оказывается, что те, кого называли умными, лишь собирали добро для большого вора. Не охраняет ли крупных разбойников тот, кого называют мудрецом?"
Власть похищает чужие тщательно оберегаемые принципы, чтобы набить из них безвредные чучела для охотничьего зала на куршевельской вилле – и ведь действительно, что еще делать с трофеями. Не уверен, правда, что здесь уместно слово "похищение". Официальные представители любых идеологий сами с готовностью несут свои моральные сокровища в Кремль. Власть для них – гарантия того, что воображенный "упырь-политический противник" будет окончательно повержен и в сердце его вонзится осиновый кол. Тут и возникает тема "двойничества", так утомлявшая Набокова. В коридорах президентской администрации создаются зеркальные двойники.
Задача таких зеркал – отражать того, кто в них смотрится, и новые нарциссы, завороженные самолюбованием, полагают, что, входя во власть, они встречаются со своими единомышленниками: "настоящими либералами", "подлинными патриотами" и даже "циничными эффективными профессионалами". Это отражение впоследствии транслируется и на рядовых сторонников каждой партии. "Ребята! В Кремле все свои, я лично видел! Все их инициативы только с виду непрезентабельны, а на самом деле это такая хитрая рокировочка в нашу пользу. Вот еще бы годик только потерпеть, победа несомненна". И текут к черным зеркалам все новые и новые толпы очарованных, бурно текут, торопливо. Потому как ходят слухи, что "эти", чьи выгнутые зеркала отражают кривых уродов, тоже проникли на аудиенцию к Владиславу Юрьевичу и неровен час – заболтают, опоят дурманным отваром. Надо "подставить власти плечо", укрепить и усилить свое благотворное влияние.
А власть, раскинувшись вальяжно на перинах, снисходительно принимает очередные подобострастные дары. То либеральный курс утвердит, то клуб организует для новых русских, но русских же, русских! Вы слышали, президент сказал слово "русские"! А потом, сразу же, "свобода" и даже "слова"! С одной стороны суверенная конечно – но ведь демократия! А с другой стороны демократия, но все-таки суверенная! Только бы еще годик потерпеть.
Романтическому поэту нельзя видеть свою музу с утра и без макияжа. Фанатам эстрадных кумиров строго воспрещается общаться с объектом своего поклонения лично, да если он к тому же нетрезв. Наступает горькое разочарование, депрессия, в особо острых случаях в теплой ванне растворяется густая алая струйка. Точно так же и всем, кто очарован российской властью, возбраняется видеть ту же самую власть, на тех же самых перинах, но глубокой ночью, когда она мечется в припадке, бичуемая главным своим кошмаром – а ну как зеркала треснут, разлетятся в мелкую сверкающую резь? И откроется за сложным оптическим механизмом фигура Большого Вора, и не собиравшегося никогда реализовывать ни одну из "приватизированных" им программ? И искусно управляемая "жажда возмездия и освобождения" обратится на единственно достойного ее адресата, заигравшегося в эксперименты над чужими страхами.
И есть только Город. Улица. Площадь. А на ней – самые обычные люди, которые не хотят ни погромов, ни геноцида. Которые просто хотят жить, потому что здесь их дом, и другого дома у них нет.
Конец первой части.
Вы можете оставить свои комментарии здесь
