Киноклуб в этот вечер как нельзя лучше соответствовал своему названию — интеллектуальный. И хоронить его оказалось рано. Он на полных парах движется к своей третьей годовщине. На последнее перед летними каникулами заседание пригласили ученого-математика, одного из самых оригинальных персонажей Рунета, культуролога, чью просветительскую деятельность в сфере контркультуры и радикальной философии в России 90–00-х сложно переоценить, Михаила Вербицкого, которого чаще называют просто Мишей.
Сразу хочется сказать, что по контрасту со своей крайне агрессивной риторикой и лексикой в Сети Миша оказался человеком невероятно интеллигентным, скромным, корректным и подлинным интеллектуалом. Он нечасто выбирается "в свет", лично я видел его последний раз на "Винзаводе" четыре года назад, когда он участвовал в поэтическом вечере со своими стихами. И его присутствие, безусловно, стало главной "фишкой" клуба, при том что интересно говорили все, а Миша совершенно не тянул одеяло на себя. Он действительно оказался напрочь лишен даже самомалейшей склонности к той самой иерархии и доминированию, против которых столь яростно выступает.
А показывали фильм "Общество спектакля" (другой вариант перевода "Общество зрелища") одного из самых известных французских интеллектуалов XX века ситуациониста Ги-Эрнста Дебора. Это своего рода кинематографическая версия его главного одноименного философского труда. Ситуационистская мысль, с одной стороны, во многом предвосхитила события 1968 года, с другой — повлияла на них и, возможно, их приблизила, а с третьей — парадоксально, по иронии истории сама стала их жертвой, когда бунт против фальшивого зрелища сам был поглощен и инкорпорирован этим тотальным зрелищем.
Фильм — чтение философских текстов в основном из книги "Общество спектакля". Я не уточнил, читает ли их сам автор. Черно-белый видеоряд — фрагменты из кинофильмов от "Броненосца "Потемкин" до старых вестернов, а также рекламных роликов, плакатов, эротического фото, кинохроники и телевизионных съемок. Кадры иллюстрируют излагаемые тезисы. На русский их переводят субтитрами. Периодически экран отдается под письменные цитаты самых разных эпох и авторства.
Все вместе, учитывая еще и то, что смотрели это в темном, как и положено при кинопоказе, полуподвальном клубном помещении, давало ощущение радикально критического, антисистемного философского монолога, разоблачительного, а по своему настроению пессимистичного.
"Готично", так сказать. Лично меня увлекло больше, чем многие показанные в Киноклубе художественные фильмы.
Последовавший разговор мог бы стать настоящим пиршеством для любителей философии. Причем в общей сложности в зале в этот день нашлось не менее семи мыслителей, которые очень содержательно высказались по теме.
Хотя антураж просмотра мог вызвать ассоциации с почти подпольным кружком подрывных интеллектуалов, обсуждение, наоборот, было лишено мрачных тонов. Изящная, интеллигентная дискуссия, где ни у кого из участников не было явного желания "переспорить" оппонента.
Ведущий киноклуба Алексей Коленский в этот вечер, кстати, тоже напомнил о том, что может рассуждать о самых отвлеченных материях, что несколько отличалось от его всегдашней поп-конспирологии или чисто "киношных", "про искусство" ремарок.
Он начал с того, что Дебор представляется ему человеком "по-хорошему наивным". Шок, неприятная обескураженность автора книги и фильма открытым им спектаклем, по Коленскому, совпадают с мироощущением ребенка. Киновед считает, что за всей примерно марксистской терминологией Дебора открывается мироощущение, доступное в принципе каждому человеку. Отчуждение — постоянный спутник смертного.
Заранее предупредив, что следующий его тезис будет намеренно полемическим, организатор киноклуба типологически определил Ги Дебора как недоучившегося студента, коим тот и являлся.
В ответ на другую реплику Коленского, в который тот попытался определить место Ги Дебора в ряду рубежных фигур западной философии после Ницше, Маркса, Фрейда, Шпенглера и Хайдеггера, в разговор вступил Миша Вербицкий.
Он заметил, что Дебор не занимался философией бытия. Дискурс Дебора — инструментальный, это описание Спектакля для его разрушения.
Математик также напомнил, что вплоть до 1948 года Франция была фактически незнакома ни с Гегелем, ни с Марксом, ни в целом с плодами немецкой мысли. Один из ранних лидеров французской компартии на смертном одре признался, что книгу Маркса ни разу не открывал. И потому
"Общество спектакля", тексты других ситуационистов, как и другая послевоенная французская философия левого оттенка, например Жоржа Батая, стали своего рода ускоренным, кратким конспектом и экзаменом на минимум и марксизма, и ницшеанства, и, возможно, гегельянства, который французские интеллектуалы сдали в 1950-х годах экстерном.
Второй ведущий Клуба политического кино Алексей Лапшин объяснил это сильнейшей несхожестью французской и немецкой философских школ между собой. Там, где у "галлов" — Просвещение, логика, декартовская ясность, иногда чуть ли не математическое "вычисление" Истины, там у "тевтонов" — сумрачная, интуитивная метафизика.
Еще один интеллектуал из зала подошел к увиденному фильму с фрейдистскими интерпретациями, обратив внимание на то, как часто в видеоряде появляется обнаженная женская грудь. В этой оптике бунт Дебора против общества — это бунт ребенка против кормившей его матери. От которой он был полностью зависим в младенчестве, но, пока не воспринимал ее как личность, субъект, это не было для него проблемой. Наоборот, молоко — все, что ему было нужно, — поступало как бы от самого мира, безличного, и это изобилие было гарантированным и нелимитированным. И вдруг примерно в год от роду дитя осознает, что мать — это личность. И она в принципе в любой момент может лишить его своей заботы и пищи, просто убить. И вот тут факт зависимости от нее становится невероятно травмирующим. Возникает подсознательная ненависть к матери, то есть в случае с Дебором ненависть к обществу. Но выживет ли дитя-революционер, если неким образом все же сможет разрушить, уничтожить общество, которое, по правде говоря, дает человеку все, что у него есть? Ведь это то же самое, что убить свою мать, хорошая она или плохая, и сделать это в том возрасте, когда ты еще не в состоянии заботиться о себе и сам, и нет никого, кто бы о тебе позаботился, кроме мамы, то есть общества.
Алексей Коленский предложил увязать теорию спектакля с тем, что происходит сейчас в России в политике, но, как ни странно, разговор в это русло так и не "вырулил". Хотя за историю Политического киноклуба ведущим и участникам удавалось "притягивать" актуальную российскую тематику к фильмам совсем, казалось бы, от этого далеким.
Миша Вербицкий сказал о том, что дискурс ситуационизма давно и прочно вошел в сознание современной западной интеллигенции. Ряд постулатов Дебора является общепринятым стандартом в среде образованной публики левых взглядов. Во-первых, категорическое отрицание иерархии.
Если кто-то претендует на доминирование или вообще пытается утверждать, что одна вещь имеет примат над другой, то он тут же становится абсолютной персоной нон грата в означенной среде.
"Это просто не человек", — говорит Вербицкий и жестом демонстрирует отрезание такому субъекту головы. Второе — это ярко выраженная нелюбовь левой интеллигенции к сложным, многоступенчатым, опосредованным конструкциям. Они порождают отчуждение и Спектакль. "Все должно быть максимально близко, руку протяни и делаться максимально просто. Do it yourself", — продолжает математик. И, наконец, уверенность в иллюзорности, фальши не только социальной ткани, но и едва ли не реальности вообще, чего давно много уже и в России. В книгах Пелевина, например, это стало общим местом.
Отчасти перекликается с этим и тема революции 1968 года. Алексей Лапшин высказал мнение, что эта революция потерпела поражение из-за своей "горизонтальности", отрицания иерархии, "немужественности", феминности. С утверждением о поражении не согласились в зале многие, в том числе я. Я указал на то, что хотя 1968 год не завершился прямой политической победой его героев и свержением власти (впрочем, уже через пару десятилетий поколение "Красного мая" настолько плотно оседлало руководящие посты по всему западному миру, что вполне можно говорить о взятии ими власти), как это было в России в 1917-м, но в социо-культурном смысле антипатриархальное восстание 60-х одержало полную и безоговорочную победу. "Западное общество в его современном виде сформировано 68 годом", — сказал я. Тогда как политическая победа большевиков в 1917-м оказалась полностью в итоге проигранной. Очень быстро все откатилось назад, и сейчас вокруг нас все тот же XIX век с попами, городовыми, жандармами, "охранкой" Центра "Э", запрещенной литературой и "больше трех не собираться". Причем реставрация началась очень рано, уже вскоре после революции.
Историк Сергей Морозов выступил в духе, который у кого-то вызвал ассоциации с англосаксонским практицизмом, утилитаризмом и "суровой правдой-маткой" Гоббса — Дарвина. Они призвал отбросить все то, что относится к спектаклю, и ухватиться за реальность, за то, что не входит в зрелище. Эти вещи у него оказались брутальными, именно в духе гоббсовской войны всех против всех. "Вот одно племя уничтожило другое в борьбе за ресурсы, — заявил он, — это не спектакль". "Это начало спектакля", — парировал кто-то. А когда Морозов все же продолжил говорить о "реальности", например естественнонаучной и математической, то математик Вербицкий разочаровал его, что никакой такой бесспорной одной реальности нет. "Это не более чем результат договоренностей. И очень может быть, что мы воспринимаем вещи так, как их воспринимаем, только потому, что привыкли их так видеть и ожидаем увидеть их такими", — сказал ученый.
Вадим Климов, который в своем маленьком издательстве выпустил по книге и Дебора, и Вербицкого, в это вечер, помимо своего обычного провокационного трикстерства, которое Алексей Коленский назвал "антиобщественным спектаклем", рассуждал и в серьезном философском ключе. Он спрашивал собравшихся, как они относятся к тому, что
совсем рядом, на Чистых прудах, в эти самые минуты продолжает действовать лагерь протеста? Может быть, там настоящая борьба и жизнь, а тут, в подвале клуба, рассуждения об "Обществе спектакля" — это и есть спектакль?
Однозначного ответа на этот вопрос не последовало. Странным образом последнее до осени заседание Клуба политического кино произошло в последний день жизни лагеря оппозиции на Чистопрудном. И разделяло эти два собрания всего несколько сот метров. Через считанные часы после того, как интеллектуалы покинули Тургеневскую библиотеку, к Чистым пришел ОМОН. Что могло бы значить это совпадение и значит ли оно хоть что-нибудь, пусть каждый решает сам. Ведь отказ от общих, тотальных, навязываемых интерпретаций — это первый шаг к выходу из Спектакля.
Вы можете оставить свои комментарии здесь
