Ну, как уже вчера сказала, на этой неделе судов по Болотному делу, наверное, не будет. Изолятор решил дать Барабанову возможность подлечиться и отдохнуть: глаз его действительно не слишком хорош. Андрею колют под веко уколы и капают капли. Сейчас глаз не очень болит, но плохо видит: на расстоянии более метра все расплывается. Почти уверен, что потеряет зрение на этот глаз. Руководитель учреждения уверяет, что, по словам врача, все может восстановиться. Как рассказывает Андрей, он ударился вечером об угол полки над столом, угол попал по открытому глазу. Я вот только не вполне поняла: ведь это произошло достаточно давно? А сразу ему начали оказывать помощь, или только после нашего вмешательства? Я забыла спросить. Если кто знает — скажите. В пятницу Андрея вывозили в больницу и сделали необходимые назначения.
Спасибо, впрочем, руководству изолятора за то, что Андрей эту неделю отдохнет (по медицинским показаниям не сможет участвовать в процессе). Надеюсь, отдохнут от этого марафона и другие участники процесса, коль скоро процесс не может идти без одного из подсудимых. Сейчас адвокат заявит в процессе ходатайство об отложении дела на неделю. И Зое спасибо Световой спасибо как человеку, который сделал это возможным, а также всем, кто участвовал в координации помощи Барабанову.
Алексей Полихович — вообще потрясающий человек. Спокойный, смелый, ироничный, с огромным чувством собственного достоинства. Прямо завидую его жене. Первым делом Алексей попросил от его имени позвать всех на завтрашний приговор Михаилу Косенко. Не на большой процесс, где один из подсудимых — сам Алексей, а именно к Михаилу, потому что если там будет мало народу, мы все будем оооочень уж скверно выглядеть. Просто отвратительно.
А сейчас Полихович остался без телевизора. Надеюсь, эта ситуация разрешится в ближайшее время.
Вот прямо заряд бодрости какой-то получаешь от общения с Артемом Савеловым. Он влетает в кабинет, спрашиваю: как дела? Он: а вот я бодрячком, сейчас у меня была утренняя зарядочка, чаек... Камера отремонтированная суперская, ребята отличные. Я: телевизор принесли? Он: ой, не поверишь, взрослые дядьки как дети радовались: теперь у нас телевизор! Я: тяжело по три часа в одну сторону в автозаке ехать? Он: не! мы же там все вместе, общаемся, друг друга поддерживаем... не тяжело.
И еще проблема Артема такая, что он не знает, что ему отвечать на письма. Он говорит: здесь же ничего не происходит. Про что писать? Я уж и истории какие-то выдумываю смешные, чтоб людей порадовать. А то — стишки коротенькие стал писать. Про осень, про природу... Уж не знаю, как получается.
У Леонида Ковязина в камере разбита форточка. В камере холодно. Руководитель дал указание, и форточку должны были поменять вчера. Еще Леонид расстраивается, что ему в следственных запрещают обниматься с защитником, а защитник — его собственная жена. А ему замечания делают. И за руки держаться не разрешают. Но тут руководитель говорит: э, нет, вот это обнимашки не надо бы... ты же с другими адвокатами не обнимаешься? Ну вот. Освободишься — и обнимайся тогда, а встречи с защитником — они для другого. Я говорю: ну хоть за руку держать может он ее? Офицер: а то он не может... там стол этот узкий, совсем не мешает. Вот в Европе столы эти — здоровые, широкие, друг до друга не дотянуться. Специально так сделано.
Ярослав Белоусов по-прежнему один в камере лазарета. Я спрашиваю: тебе нормально? Он: ну... после стольких месяцев в больших коллективах... как вы думаете?
Телевизор у Ярослава есть, а холодильник, он говорит, не нужен. Когда было прохладно, в камеру Ярослава поставили обогреватель. Сейчас отопление включили, да и обогреватель пока не унесли.
Володя Акименков жалуется на зрение. Не то, чтоб оно сильно ухудшилось за последнее время, но оно стабильно плохое. В последний раз на обследование Володю вывозили уже почти год назад. Мы говорим руководству, что пора бы повторить. Руководитель делает запись. Зоя спрашивает: Владимир, вот нас вы видите? Он: вас — да. И гражданина начальника на дальнем конце стола вижу... но расплывчато. Куда-то с октября исчезли газеты. Надо разбираться.
Про Михаила Косенко написала Зоя Светова: http://www.echo.msk.ru/blog/zoya_svetova/1172532-echo/. Почитайте обязательно, Михаил держится мужественно и достойно. На оправдательный приговор он не рассчитывал. Настроен на борьбу. Я говорю: его отпускать бы надо. Офицер: ну, у него же есть там по делу потерпевший... Я говорю: потерпевший его не помнит и сажать не хочет. Офицер: странно, а чего Косенко судят тогда, почему он в тюрьме сидит?..
А вообще есть неприятные аспекты. Вот три недели назад ребята пожаловались мне, что они не могут заказать себе продуктов в ларьке, потому что когда ларек приходит с бланками заявлений, — они на процессах, а когда они приезжают, то не приходит ларек. Какой-то целый полковник, незнакомый мне, а может, подполковник, все это записал и пообещал, что по всем камерам болотников ларек пройдет в понедельник. Вчера приходим, спрашиваю Полиховича: пришел ларек? Он говорит — нет, месяца три уже не видел его. Прошло, повторюсь, три недели. А зачем, спрашивается, обещал? Руководитель: может, у тебя на счету денег нет? Полихович: денег у меня полно. Целая зарплата. У меня ларька нет. И ни у кого.
Руководитель говорит: сам разберусь с этим. Но я еще прошу если не разобраться, то поговорить с тем человеком, который уже разбирался три недели назад. Как-то не слишком красиво. А потом — ну за болотников хоть мы просим, а вот люди, за которых мы не просим, когда у них процессы начинаются, — вообще лишаются, что ли, продуктов? Несмотря на все свои заявления? Вот тут что-то надо менять...
Еще более неприятный аспект — ситуация с конвоем вот в этом новом Никулинском суде, куда ребят сейчас перевели. Жалуются все: на побои, на хамство, на издевательства. Кто-то считает возможным, что это все специально запланировано в отношении болотников. Но большинство полагает, что это — обычный стиль обращения с заключенными конвоя, который проявляет себя непрофессионально, столкнувшись с резонансным делом и не зная, что с этим делать. Есть вот эта унизительная и отвратительная сама по себе процедура обыска, когда тебе надо в коридоре раздеться догола и приседать на глазах у всех. Так много где. Но обычно хоть говорят: присядь три раза, все, вставай. А конвойные куражатся: давай 20. Или: приседай, пока мы не скажем "хватит". Какой-то мат, какие-то шуточки, какое-то "ты заключенный, а не человек". Что-то с этим надо делать.
Володя Акименков говорит: при нашем появлении они выстраиваются в почетный караул вдоль коридора, начинают поигрывать дубинками, щелкать электрошокерами и вообще вести себя неадекватно. Почесть такая нам особая. Но зато когда идешь сквозь этот строй, начинаешь ощущать, насколько сильней ты сам. Чем они.
Ну, перевозка эта — три часа, через Мосгорсуд, потом еще столько же — обратно. Но радует, что судят в том же суде, где судили нацбольскую молодежь. Я не поняла, что тут радостного — преемственность? Но Владимиру приятно.
Ситуация была такая: Володя в конвойке забыл, в каком стакане сидит, и что-то замешкался. Конвойный его провожает, вдруг его коллега начинает орать. Акименков сказал, что не любит, когда на него орут. И тотчас получил подзатыльник от кинолога. Не больно, но по-человечески обидно. Да это ж не только у Владимира в конвойке возникла эта ситуация...
В целом все живы, достаточно бодры, привет всем передают. А с конвоем что-то надо решать.
Кстати, нет ли среди нас благотворителей? В Бутырку очень нужны холодильники и телевизоры. Новые. Хоть немного.
! Орфография и стилистика автора сохранены
