Недавняя ремарка Вячеслава Володина о якобы генетическом неприятии славян Западом весьма симптоматична. Думается, в ней признак осмысления проблемы, в провластном дискурсе подспудно кристаллизующейся: кто мы, русские, такие? Каков наш вклад в цивилизацию? Пришлись ли веку ко двору?
Между тем ссылка о несовместимости славянской (читай, российской) и западной идентичностей в устах столь высокопоставленного лица, мягко выражаясь, недипломатична. Но тут Вячеслав Володин не "оригинален", ибо о месте России в новейшей истории, ее якобы умаляемой роли в мировом порядке вещей не высказывался только ленивый актор российского политикума. И, как правило, куда менее комплиментарно.
В основе этого разочарования, думается, имперский синдром, переживающий очередную молодость, как и его главный апологет-вдохновитель — действующий российский президент. Но социокультурная "юность" правящей элиты России (парвеню, не прошедших тест на управленческую зрелость), разразилась в нулевые не позитивной энергией, а мутациями. Вместо естественных лозунгов, присущих циклу коренной реконструкции общества, — искать истину и трудиться не покладая рук — в умах российской властной надстройки поселился фантом "Встать с колен!"
Едва идеологема прозвучала, как у всякого думающего, сложившегося при СССР индивида вызвала острое неприятие. Ибо Страна Советов, в своей исторической сущности, гигантский плац коленопреклонения людей, загнавших себя в идеократическую ловушку. Куда более бесчеловечная и бессмысленная, нежели царская "тюрьма народов". Та самая, где у профильной, образующей империю нации единственная привилегия — материть по случаю нацменов, ну и... лечь первыми в очередной экспансионистской войне.
Таким образом, в нулевые произошла жульническая подмена понятий: статус узкой прослойки правящей клики СССР, хмелевшей от всевластия над подданными, был экстраполирован "патриотической" элитой — на советский народ в целом, одного из социально-экономических аутсайдеров минувшего века. А поскольку советская империя, почив в бозе, была растаскана центробежными силами, то якобы великий народ в лице своего авангарда — русских — был незаслуженно унижен, оказавшись на коленях, с которых, как представляется, за последние сто лет почти не вставал.
Более того, дав себя сбить с толку очередными имперцами-временщиками, пребывает в этом положении и поныне.
Разумеется, все несколько сложнее, чем обозначенная схема. Идеологическое мошенничество было бы давно развенчано, не погрузись Россия девяностых в хаос становления новой общественно-экономической модели, к слову, совершенно неизбежный и, по факту, относительно скоротечный. Лихую пору, которая вопреки гримасам межвременья ныне воспринимается как десятилетие расцвета народовластия, чьи зримые обретения нивелировал путинский мафиозный капитализм.
Оттого неудивительно, что эту формацию нынешний провластный (имперский) дискурс критикует как модель правления, которая за счет уступок Западу якобы урезала национальный суверенитет. А то, что Россия девяностых на самом деле с колен активно поднималась, обретая свободы, ранее не мыслимые и с тех пор во многом сведенные под корень — усилиями пропагандистов-мистификаторов — из коллективного сознания выветрилось.
Тем самым национальная идея "Встать с колен!", где россияне якобы оказались вследствие заговора Запада и администрации Ельцина — незатейливый политтехнологический фейк, смешавший божий дар с яичницей, но оказавшийся на поверку результативным.
Становлению мифа невольно способствовали некоторые комментаторы-прогрессисты, по халатности которых стал расхожим термин "реванш" как попытка обозначить историческую сущность и целеполагание путинизма. Пусть непреднамеренно — как метафорический прием, в поисках яркого синонима, — но на руку подмене сыграло.
Поясню. СССР потерпел полное банкротство не оттого, что проморгал операционный сбой системы или был концептуально обречен, а потому что на всех этапах своего становления не переставал банкротом быть. Страна, где большинство населения жило впроголодь (по европейским меркам) и испытывало жуткий товарный дефицит — долговая тюрьма цивилизации, да и только!
Тогда кто и за что взял реванш? Быть может, за демократизацию советского уклада и усилия интегрироваться в мировую экономику ельцинской эпохи? Ведь без той реформации режим клептократов не только не состоялся бы, Россия, в ее нынешних границах, уже бы не существовала. Но даже в этом контексте — очевидная натяжка.
***
Понятное дело, ложный посыл без охмурения населения доппайками — хромая утка, которая давно бы вернулась в исходную точку — инкубатор идеологических мистификаций. Его живучесть обеспечивается единственным — углеводородной лихорадкой начала века, зримо продвинувшей жизненный уровень россиян. Причем в такой степени, что у Эйфелевой башни прогуливающихся граждан РФ не меньше, чем, скажем бельгийцев, ближайших соседей Франции, пусть основной массе россиян это не по карману.
На этом рубеже — относительного благополучия — режиму бы перевести дыхание и степенно наращивать обывательский жирок, но путинскую верхушку на рожон, то бишь на Олимп мировой политики потянуло. Мало им было кредита доверия собственных граждан — сатисфакции от Запада, якобы недооценивающего и дискриминирующего Россию, захотелось.
Причина? Тут все очевидно: у всякого молодого, бурно развивающегося образования на том или ином этапе снижается самокритика и адекватность восприятия мира. Чем стремительнее набор "кредитных очков" (исторических, экономических), как это имело место в путинской России, тем выше опасность подхватить синдром заносчивого парвеню, теряющего способность к самоанализу и совершенствованию.
Все бы ничего, если бы российский ренессанс в какой-то момент не "довооружился" ядерной компонентой, будто ушедшей в историческую тень в силу своей категорической неприменимости. Тут нехитрые воззрения правящего клана — большого "хапка" и мафиозной структуризации общества — обрели неожиданный масштаб. Манифест той квазиидеологии — знаменитая мюнхенская речь Владимира Путина, бросившая вызов западной модели мироустройства и, как следствие, давшая толчок реинкарнации нравов холодной войны, но под новым слоганом "Встать с колен!"
Что в основе той совокупности идей и представлений? Имперский рефлекс народа-завоевателя или, может, травма неофита, бесплодно добивающегося членства в клубе сливок цивилизации?
Оба концепта справедливы, но все-таки главный мотив — комплекс неполноценности особей, капризом обстоятельств катапультированных в мировой истеблишмент, а кое-кто — в номинацию "Форбса", но вдруг обнаруживших, что в мудреном уставе Запада черт ногу сломит. Будто пальцем ни тычут, но фуа-гра в королевстве благопристойности рационализма в глотку не лезет. И главное, физиономия-то кривая, в общую фотку с этими гладенькими, будто отутюженными в чреве матери щеголями не лезет. Н-да, тоска... За что боролись?
Таким образом, конфликт отпрысков поверхностной селекции с западными кодами и ценностями был предопределен их неспособностью ориентироваться в проблематике нового уровня и смутным представлением о Западе как таковом. Ведь дистанционно тот управляемый хаос с множеством символов-поплавков не изучить. Никакие тренажи и экскурсионные набеги здесь не подспорье. Нам, совкам, "контуженным" грандиозной мозгопромывочной машиной дезинформации и циничного умалчивания — задача едва подъемная. Без глубинного погружения в среду лет на двадцать пять, ежедневного критического осмысления — шансов мало.
Ко всему прочему сближению мешало то, что западная модель общества — не антитеза российскому рейдерскому госкапитализму. Она просто другая и, что наиболее примечательно — не поддающаяся стройным обобщениям. И чего-чего, а идеализировать ее не стоит. Эта форма жизнеустройства — галактика с броуновским движением миллионов эгоизмов, пусть окультуренных и оптимизированных, но весьма далеких от преодоления биологизма человеческой природы. Здесь взятое обязательство не священная корова, ибо конфронтация интересов в формации в разы острее, чем, скажем, в автаркии, являя собой меж тем перпетуум-мобиле бытия. Любую межу на Западе можно переиграть, если передоговориться или найти лазейку в законодательстве. При этом незыблемым остается общевидовый консенсус — диктатура закона и разумный минимум насилия. Причем свобода слова, важнейшее обретение Запада, необязательно продукт эволюции демократии, а не адаптация вековой традиции — на всех и вся стучать, побудитель чего, как несложно предположить, зависть.
Российский президент как-то заметил в своей полемике с собирательным Западом: "Мы же не с пустыми руками, а с деньгами к вам пришли..." Тем самым выказал типичное, характерное для постсоветского мира заблуждение, непонимание того, что новый игрок на западном рынке, в первую очередь, конкурент и, лишь оценив базовые последствия вторжения и найдя его приемлемым, там начинают считать выгоды. Причем исходят из принципиального: незыблем ли институт частной собственности в регионе потенциального контрагента и насколько прочны редуты права?
Тогда, на какой режим благоприятствования Запада рассчитывал Владимир Путин, строя в нулевые рейдерскую экономику и волюнтаристскую вертикаль? Он, что, полагал, западным спецслужбам это не ведомо? И о каком вступлении в НАТО России, некогда упомянутом ВВП, могла идти речь? С таким же успехом на это членство может претендовать и Северная Корея.
Умнейшая Светлана Алексиевич недавно писала, что в Европе девяностых постсоветских граждан встречали, раскрыв объятья, словно блудных детей наконец-то вернувшегося в большую семью. Ничего удивительного, но причина того радушия не столько корректность и доброжелательность, присущие западной культуре поведения, сколько языческий ужас от ядерного молоха, олицетворявшийся с именем СССР, и с его распадом — уступивший место изумлению и реакциям психической компенсации.
Кроме того, турист — не мигрант, уедающий национальное достояние. Кой-какая копейка в кармане имеется. Всегда добро пожаловать! Но стоит в той системе координат объявиться внесистемному пришельцу (необязательно иностранцу), покушающемуся на социально или экономически значимую позицию, как радушие уступает место рассеянности с невнятной жестикуляцией. В западной страте состояний и влияния правит бал дарвинизм, лишь слегка смягчаемый правовыми ограничениями, при почти полном забвении идей гуманизма. Но когда за интервенцией стоит уже не частное лицо без рекомендаций, а сторонняя структура, а то и страна, то жди от истеблишмента глубокоэшелонированной обороны — и без тех или иных компенсаций ни шагу назад. В особенности такое государство, как амбициозная, хамоватая и не склонная к уступчивости Россия, которая, не успев припудрить трупные пятна социализма, ринулась на приступ западных порядков.
И было путинской элите невдомек, что самоуверенных новичков на Западе не то чтобы прихватывают с потрохами, а аккуратно, "толерантно", с приправой ослепительных улыбок, имеют. И чужакам не столько указывают на свое место, сколько не торопятся бросить канат — дабы из зоны родовых заблуждений и эндемической лени выбраться.
Причем российские политические гастролеры отнюдь не самые "пострадавшие". Миллионы выходцев из СССР, перебазировавшиеся на Запад, подвергаются дискриминации ежедневно. На своей шкуре чувствуют, насколько неуютно, когда наследственность не способствует мимикрии, изучать языки — обуза, критически мыслить, впитывая новые социально-экономические реалии — блажь (прожиточный минимум-то гарантирован), так далее. Только ущемление это мягкое, многими незамысловатыми эмигрантами даже не замечаемое и не подрывает основы правового поля. Функция той дискриминации, отбрасывая многие частности: тормозить продвижение индивидуумов, не исповедующих рацио и сдержанность в качестве "Отче наш", какими бы самородками они ни казались.
***
Все же уточним: что было в ранце российского неофита, нацелившегося во всемирный клуб избранных? Скажем прямо, негусто. Нефтяной джек-пот покрытием титула "свой" служить не мог — РФ скорее конкурент, нежели общих корней союзник. Быть может, ядерный потенциал, как известно, "сдувшийся" в силу бессмысленности взаимного уничтожения? В расчет, разумеется, брался, но постольку-поскольку, ибо на товарно-сырьевой бирже, управляющей мировой экономикой, такого продукта нет. Гарантии предсказуемости и кооперации? Будто значимо, только дефолт девяносто восьмого и семь десятилетий самоизоляции СССР куда списать?
И как понимать эту лексику солдатского братства у новичка? Прародитель-то наш — рынок, нет в нем друзей. Приятельствуем по случаю, держа ушки на макушке... Да и угловат уж больно и импульсивен этот Владимир. Словом, с испытательным сроком, пока не притрется и что к чему не поймет...
Но не притерся и голову себе сушить не стал, ибо не вник, что преобладающая модель взаимодействия на Западе — до изнеможения договариваться, отстаивая свой интерес, но при этом помня: конечная остановка — здравый компромисс. Миссия же просителя, коей в нулевых и была архаичная, выбирающаяся из экономических завалов Россия, — не вставать в позу при тех или иных разночтениях, а всячески подчеркивать свою договороспособность. Так устроен этот мир, зацикленный на ритуалах и подозрениях
И почему-то в сознании путинской элиты не отложилось, насколько впечатляюща ассимиляция (на Западе) десятков миллионов эмигрантов из стран третьего мира, многократно перевешивающая эксцессы терроризма. Убедиться в этом — достаточно короткой прогулки в одном из европейских городов, нагляднее любой статистики. Стало быть, мораль проста: сотрудничай, играя по нашим правилам, и, смотришь, в дамки.
Как и несложно было постигнуть, что культуре западного бесконфликтного (регулируемого) консюмеризма прочих альтернатив человеческого общежития на данном историческом отрезке не просматривается, совершенен держатель этого "патента" или только на пути к идеалу.
***
На взгляд автора, российская властная элита желала влиться в инфраструктуру Запад вполне искренне (историческая Россия — проект сплошных заимствований), но пала жертвой как идеалистических представлений о нем, так и вследствие переоценки своего статуса будто бы могучей державы, с которой все обречены считаться.
В Кремле никому не приходило в голову, что от клейма "Верхняя Вольта с ракетами", которая в девяностые ко всему прочему сподобилась в криминальный сериал, за пятилетку-вторую не отмыться. Пока на курсы валют и фьючерсы влияют такие "факторы" как недуги королей и гипотетические забастовки, то жизнеустройство западного типа будет таким, каким оно есть — извечные смотрины и притирки к друг к другу.
В той среде, с поправкой на время, множество улыбок, но ее стержень весьма прост — биологическая суть рода человеческого, пусть и облагороженная цивилизацией. Она (среда) была обречена встать на дыбы, когда на ее авансцену сталь продираться капризный, непрошеный игрок, в лице заповедника казнокрадства, разгула и экспорта диверсионных практик. Тот, которому пока не втолковать, что миром давно управляют не пушки и канонерки, а глобальная экономика, со всеми благами, ею производимыми. Бывает и на коленях, если так сподручнее или выгоднее.
